Стихи о войне

[Valery_Sl]

Уважаемые форумчане! Вот мы тут, на страницах этого форума, частенько "ломаем копья" в жарких спорах по теме "исторической достоверности" событий той войны, обсуждаем вопросы точности соответствия моделируемой техники её историческому прототипу, "аутентичности" униформы и снаряжения воюющих сторон, дискутируем о правдивости того или иного сюжета диорамы или виньетки... Всё это, без сомнения, интересно и здорово, но вот как-то за всем этим, зачастую, теряются люди, герои тех событий, которые жили, воевали и умирали на той войне.
Я вот, к стыду своему, дожив до тридцати с лишком лет, раньше почти не читал наших поэтов-фронтовиков, хотя фильмов, художественной прозы и мемуарных воспоминаний на тему Великой Отечественной пересмотрел-перечитал изрядно. И тут, случайно, наткнулся на несколько стихотворений в "Военной энциклопедии для школьников": поразительно, насколько правдиво, точно, глубоко многие из них рассказывают о том времени и тех людях, их мыслях, чувствах, переживаниях, надеждах.
В общем, хочется поделиться здесь с вами некоторыми из них:

Константин Симонов.

Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди.

Как слёзы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: - Господь вас спаси! -
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси...

Слезами измеренный чаще, чем вёрстами,
Шёл тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась.

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в Бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, всё-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти посёлки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и песнею женскою
Впервые война на просёлках свела.

Ты помнишь, Алёша: изба под Борисовом,
По мёртвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну, что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьём,
Ты помнишь, старуха сказала: - Родимые,
Покуда идите, мы вас подождём.

"Мы вас подождём!" - говорили нам пажити.
"Мы вас подождём!" - говорили леса.
Ты знаешь, Алёша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища
На русской земле расскидав позади,
На наших глазах умирают товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.

На спули с тобою пока ещё милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я всё-таки горд был за самую милую,
За русскую землю, где я родился.

За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.

Павел Шубин

Нет, не до седин, не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить:
Прижаться к земле и в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить её, врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот.
Чтоб стало в нём усто и тихо
Чтоб пылью осел он в траву!

Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!

Семён Гудзенко

Когда на смерть идут - поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою -
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв - и умирает друг.
И значит - смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черёд.
За мной одним идёт охота.
Будь проклят сорок первый год -
ты, вмёрзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я могнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв - и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведёт через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Был бой короткий. А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую.

Сергей Орлов

Когда это будет, не знаю:
В краю белоногих берёз
Победу девятого мая
Отпразднуют люди без слёз.

Поднимут старинные марши
Армейские трубы страны,
И выедет к армии маршал,
Не видевший этой войны.

И мне не додуматься даже,
Какой там ударит салют,
Какие там сказки расскажут
И песни какие споют.

Но мы-то доподлинно знаем,
Нам знать довелось на роду,
Что было девятого мая
Весной в сорок пятом году.


Александр Твардовский

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны.
Что все они, кто старше, кто моложе,
Остались там, и не о том ведь речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь.
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...

[Александр Иванов]

Valery_Sl,
На фронте не сойдешь с ума едва ли,
Не научившись сразу забывать.
Мы из подбитых танков выгребали
Всё, что в могилу можно закопать.
Комбриг уперся подбородком в китель.
Я прятал слезы. Хватит. Перестань.

А вечером учил меня водитель
Как правильно танцуют падэспань.
Лето 1944

* * *
Случайный рейд по вражеским тылам.
Всего лишь ввод решил судьбу сраженья.
Но ордена достанутся не нам.
Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.

За наш случайный сумасшедший бой
Признают гениальным полководца.
Но главное – мы выжили с тобой.
А правда – что? Ведь так оно ведется.
Сентябрь 1944

* * *
Зияет в толстой лобовой броне
Дыра. Броню прошла насквозь болванка.
Мы ко всему привыкли на войне.
И всё же возле замершего танка
Молю судьбу:
когда прикажут в бой,
Когда взлетит ракета, смерти сваха,
Не видеть даже в мыслях над собой
Из этой дырки хлещущего страха.
Ноябрь 1944

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони ты, мой маленький.
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай-ка лучше сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

[Всеслав]

Павел Булушев

«Баллада о сотворении мира»

Время действия – июнь 1944-го...
Место действия – Карельский перешеек, в сотне километров от Ленинграда.

Всевышнему шесть дней едва хватило
На сотворенье мира... без тротила.
У нас была взрывчатка. Нам тротил
Срок сотворенья сильно сократил.

Двухамбразурный дот среди болот.
Не обойди мы, много сделал зла бы!
А нам всего двух тонн разворотить бетон
Хватило, отделяя твердь от хляби.

И сделали всё так, что сам бы бог
Скорей, чем мы, управиться б не смог.
- Взрывчатки не жалеть! – велел нам командир.
И, подогнав с тротилом три повозки,
Рванули дот...

Так сотворён был Мир
На этом ныне тихом перекрёстке.


«Один час войны»

Здесь нас ждали-заждались...
Только справа застава
Проволынила малость,
Правда, в рамках Устава.

Есть в Уставе параграф:
Напоролся – не мешкай!
Вызывай, хоть и храбрый,
Огневую поддержку.

Не стучаться же лбами,
Там, где могут «катюши»!
Им – заданье... А сами –
Околачивать груши.

А чтоб время недаром,
Мы без спешки, как дома,
За глухим крутояром –
По сто грамм за наркома!

Кстати и пообедали,
И тревоги не ведали.
Били немца «катюши»,
А мы били баклуши.

Мы себя берегли
По военной науке!
А других не смогли
Уберечь от порухи.

Кабы знать, так не ждали б.
Прямо с ходу и с маху –
До гранат и кинжалов! –
В лобовую атаку.

И глядеть бы не стали,
Что не так, как в Уставе.
Без тактических хитростей
Душу фрицам бы вытрясли!

А фашисты, те – спорые.
Час, как дар, восприемля,
Запалили подворья,
Расстреляли деревню.

И лежит население
У дымящих завалинок,
Словно чурки-поленья,
В зипунах и без валенок.

Старики и старухи,
Мелкота и девчонки...
Смерть скрестила им руки,
Разметала ручонки.

Вы три года молились,
Тщетно бога просили...
Мы на час припозднились.
Ты прости нам, Россия!



«Место в строю»

Двенадцать молча ушли с бугра:
Сила, мол, ломит силу...
Сказал тринадцатый: «Нет, не пора!»
И лег один к «максиму».

Он слово своё до конца сдержал,
Сдавая смертный экзамен.
Судьбою двенадцати стал трибунал.
Тринадцатый жив, хоть и ранен.

В боях человеку цена не одна.
Не все перед смертью братья.
...Хотел бы тринадцатым быть я всегда:
Маленькая, но гарантия!


БАЛЛАДА О ЗНАМЕННОМ ВЗВОДЕ

Знаменный наш взвод -
просмоленный народ.
Четыре парня во взводе.
А полк впахался в такой переплет,
что хуже не видели вроде.

Полковник собрал у древка всех, кто жив:
- Ребята! Погибнем сами…
Но Знамя…
Сейчас пойдем на прорыв.
Прошу: сберегите Знамя!

Да, полк погибал.
Полк на ладан дышал.
Казалось, уж все расквашено.
И бой пошел на такой перекал,
что даже не было страшно.

А Знамя в чехле.
Зашнурован чехол.
В брезенте алое пламя.
Но нам велел старшина-хохол:
- А ну, расчехляйте Знамя!

И редкая цепь.
И алый пожар
всплеснулся над реденькой цепью.
Я знаю, никто б нас тогда не сдержал:
шелк полыхал над степью.

А знаменосцы?
Всего лишь один
прошел там,
сдав смертный экзамен.
Я помню вас до глубоких седин,
Кенцис, Порошко, Муссаэльдин -
латыш, украинец, татарин.

…Знамя Победы.
Музейный зал.
Кому-то - реликвия только.
А я, на него взглянув,
угадал
ниточку нашего шелка.

[Demchenko Vladimir]

Сильные,очень сильные вещи...
К сожалению,это невозможно,но с удовольствием бы выложил здесь всего "Василия Теркина".
По моему,лучшее из поэзии о войне.

[Dimon]

Сильные,очень сильные вещи...
К сожалению,это невозможно,но с удовольствием бы выложил здесь всего "Василия Теркина".
По моему,лучшее из поэзии о войне.

А я бы присоединился к тебе

[Александр Иванов]

Demchenko Vladimir, Dimon, извините, не соглашусь. "Теркин" - вещь сильнейшая.Но есть много менее известных, но не менее сильных стихов.

Анатолий Чивилихин
"Мы прикрываем отход".

Отход прикрывает четвертая рота,
Над Волховом тусклое солнце встает.
Немецкая нас прижимает пехота.
Спокойствие. Мы прикрываем отход.

Браток! Вон камней разворочена груда -
Туда доползи, прихвати пулемет.
Ты лишний - скорей выметайся отсюда:
Не видишь, что мы прикрываем отход!

Прощайте! Не вам эта выпала доля.
Не все ж отходить, ведь наступит черед...
Нам надобно час продержаться, не боле.
Продержимся. Мы прикрываем отход.

Не думай - умру, от своих не отстану.
Вон катер последний концы отдает -
Плыви, коль поспеешь, скажи капитану:
Мы все полегли. Мы прикрыли отход.


И вот стихи, которые на мой взгляд, спокойно читать невозможно.
Павел Антокольский, из поэмы "Сын" (памяти младшего лейтенанта Владимира Павловича Антокольского, павшего смертью храбрых 6 июля 1942 года).

Прощай, мое солнце. Прощай, моя совесть.
Прощай, моя молодость, милый сыночек.
Пусть этим прощаньем окончится повесть
О самой глухой из глухих одиночек.

Ты в ней остаешься. один. Отрешенный
От света и воздуха. В муке последней.
Никем не рассказанный. Не воскрешенный.
На веки веков восемнадцатилетний.

О, как далеки между нами дороги,
Идущие через столетья и через
Прибрежные те травяные отроги,
Где сломанный череп пылится, ощерясь.

Прощай. Поезда не приходят оттуда.
Прощай. Самолеты туда не летают.
Прощай. Никакого не сбудется чуда.
А сны только снятся нам. Снятся и тают.

Мне снится, что ты еще малый ребенок,
И счастлив, и ножками топчешь босыми
Ту землю, где столько лежит погребенных.

На этом кончается повесть о сыне.

[Смольный]

Н. Велистов. "Атака".
Итдохнуть пора бы нам ,однако. Но ни к чему об этом разговор:
В десятый раз в смертельную атаку Нас поднимает раненый майор.
Редеет строй дивизии пехотной, Не дрогнем и назад не побежим...
Мы как патроны в ленте пулеметной,В могиле братской рядышком лежим.***
Погасли звезды в полумгле багровой,
Тянуло дымом горестным с реки.
Мы шли на фронт по площади Дворцовой,
Примкнув к винтовкам новеньким штыки.
А репродуктор ,словно на параде,
Гремел железным голосом своим:
"Чужой земли мы не хотим ни пяди,но и своей вершка не отдадим".
Нам эту песню было слушать тошно.
Молчал сурово наш стрелковый взвод.
Вершки,вершки...
Вчера мы сдали Тосно.
Идут бои у Пулковских высот.

[Смольный]

А. Недогонов. "Пулеметчик".
Зима состояла из мелочей:снега.
Морозы.
И ветер лют.
Одиннадцать дней и десять ночей,ровно пятнадцать тысяч минут,порою сутками напролет молнией полосовал по врагу русский станковый пулемет под Миллерово в снегу.
Выбиваясь на третьей ленте из сил,рокотал с перебоями,но потом у пулеметчика пить просил своим воробъиным жестоким ртом.
Человек болел за него душой:нет воды. Хоть умри. И вот пулеметчик стрелков берет в оборот-и фляга,наполненная мочой,поит станковый пулемет.
Так он работал в порядке вещей.
Так плоды пожинал его труд.
Ровно пятнадцать тысяч минут,одиннадцать дней и десять ночей,под вьюгой.
И каждые полчаса человек продвигал пулемет вперед на один мучительный оборот пулеметного колеса.
Он знал-весною шуметь ветрам,лететь журавлям,тополям цвести,ходить через Миллерово поездам,по утрам пионерам в школу идти .
И когда он встал и ушинку снял и капли пота смахнул со лба,-увидел-немцы,услышал-пальба отхлынули за арсенал...
Был он совсем молодой лицом,но как -то по-взрослому молодой ;за пулемет он прилег юнцом,поднялся мужчиною с бородой.
И тогда ему показалось вдруг,что он уже самый старый солдат и что землю ,которую взял назад,не выпустит из огрубевших рук. г. Богучар Декабрь 1942г.

[Юрий С.]

Виктор Третьяков
"Четвертый день войны"


Вначале было слово, а после было - дело.
В начале был приказ, а следом - бой.
В начале было слово, и в трубке прохрипело:
"Высотку удержать любой ценой!"
Любой ценой, и значит - лишь так и не иначе.
Что за цена, - не нужно объяснять.
Вначале было слово, и Бог теперь назначит,
Кому на смерть за Родину стоять.

Ну вот и танки в поле, и тут мне стало страшно:
Ведь жизнь кончалась этой высотой.
Но только вдруг я понял, что жизнь - не так уж важно,
А важно - то, что сзади, за тобой.
А сзади берег Волги, жена и сын Андрейка,
И мать с отцом стояли у крыльца...
Был бой не очень долгим: что танкам трехлинейка
И семь гранат на двадцать три бойца!

Ах, сколько нас тем летом осталось на высотках,
Собой прикрывших Родину свою.
Но нам уже об этом никто не скажет в сводках,
Ведь мы погибли в первом же бою.

Еще Гастелло Коля не поднял самолета
И пропасть отделяла от весны,
Еще не лег Матросов на жало пулемета, -
Была среда, четвертый день войны...

------------------------------------------

БАЛЛАДА О БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШЕМ

Меня нашли в четверг на минном поле,
в глазах разбилось небо, как стекло.
И все, чему меня учили в школе,
в соседнюю воронку утекло.

Друзья мои по роте и по взводу
ушли назад, оставив рубежи,
и похоронная команда на подводу
меня забыла в среду положить.

И я лежал и пушек не пугался,
напуганный до смерти всей войной.
И подошел ко мне какой-то гансик
и наклонился тихо надо мной.

И обомлел недавний гитлер-югенд,
узнав в моем лице свое лицо,
и удивленно плакал он, напуган
моей или своей судьбы концом.

О жизни не имея и понятья,
о смерти рассуждая, как старик,
он бормотал молитвы ли, проклятья,
но я не понимал его язык.

И чтоб не видеть глаз моих незрячих,
в земле немецкой мой недавний враг
он закопал меня, немецкий мальчик.
От смерти думал откупиться так.

А через день, когда вернулись наши,
битый Ганс в обочине лежал.
Мой друг сказал:"Как он похож на Сашку...
Теперь уж не найдешь его... А жаль."

И я лежу уже десятилетья
в земле чужой, я к этому привык.
И слышу: надо мной играют дети,
но я не понимаю их язык.

[Василий Гончаров]

Еще бы порекомендовал Александра Межирова.
Отличные вещи про Ленинградский фронт!
Вот отрывок...

Замерзшие руки в огне почернели
Потрескались. В трещинах капли крови.
Мы над кострами прожгли шинели
И опалили брови.

Ветры расправу над нами вершат:
За голенищами иглы да сучья.
В промерзших задымленных шалашах
Тело покрылось корою дремучей...

...И тонут танки по самые башни
И нет, не видно нигде земли!
Задремлешь - проснешься и станет страшно:
Трясина вблизи, вдали...

[Всеслав]

Любимое из Межирова:

Пули, которые посланы мной, не возвращаются из полета,
Очереди пулемета режут под корень траву.
Я сплю, положив под голову Синявинские болота,
А ноги мои упираются в Ладогу и в Неву.

Я подымаю веки, лежу усталый и заспанный,
Слежу за костром неярким, ловлю исчезающий зной.
И когда я поворачиваюсь с правого бока на спину,
Синявинские болота хлюпают подо мной.

А когда я встаю и делаю шаг в атаку,
Ветер боя летит и свистит у меня в ушах,
И пятится фронт, и катится гром к Рейхстагу,
Когда я делаю свой второй шаг.

И белый флаг вывешивают вражеские гарнизоны.
Складывают оружье, в сторону отходя,
И на мое плечо, на погон полевой зеленый,
Падают первые капли, майские капли дождя.

А я все дальше иду, минуя снарядов разрывы,
Перешагиваю моря и форсирую реки вброд.
Я на привале в Пльзене пену сдуваю с пива
И пепел с цигарки стряхиваю у Бранденбургских ворот.

А весна между тем крепчает, и хрипнут походные рации,
И, по фронтовым дорогам денно и нощно пыля,
Я требую у противника безоговорочной капитуляции,
Чтобы его знамена бросить к ногам Кремля.

Но, засыпая в полночь, я вдруг вспоминаю что-то.
Смежив тяжелые веки, вижу, как наяву:
Я сплю, положив под голову Синявинские болота,
А ноги мои упираются в Ладогу и в Неву...

[Василий Гончаров]

Demchenko Vladimir, +1...всеми руками "за"!!!